О профессии геолога известно многое. Людям, занятым этим трудным делом, посвящены песни, романы, кинофильмы… Но в художественных произведениях прежде всего поэтизируется геологическая романтика. А как же серые будни? Они ведь тоже непременный атрибут повседневной жизни этих «бродяг, таежных чудаков, работяг, копателей, ходоков» … Вот о таких обычных днях влюбленных в свое дело геологов рассказывал нам когда-то отец…

«Говорят, геологи - романтики,
Только это, право, ерунда…»

Еще студенты. Февраль 1948 г. Фото из личного архива

Еще студенты. Февраль 1948 г.

В столицу Киргизии, город Фрунзе, мы с женой, только что окончившие московский вуз, приехали летом 1951-го года. Главный геолог Управления вежливо выслушал наши юношески-восторженные речи и предложил для начала поработать в далёком (на границе с Китаем), но, по его мнению, чрезвычайно интересном, с профессиональной точки зрения, районе – бассейне реки Сары-Джаз. И сразу выдал нам доверенности на получение полушубков, валенок и шапок-ушанок. Тогда мы восприняли это просто за шутку: дело-то было жарким летом, в середине июня! Но местные коллеги рассматривали ту ситуацию совершенно иначе и вполне серьезно советовали нам поскорее обзавестись теплыми вещами. А на все вопросы о местах, где нам предстояло работать, отвечали совершенно одинаково: «Это филиал того света».

«Родителям от сына-геолуха». 1951 г.. Фото из личного архива

«Родителям от сына-геолуха». 1951 г.

Значение сего красочного определения мы поняли значительно позже. Дорога к месту работы была долгой и очень утомительной. До перевала Чон-Ашу, высота которого достигает 3987 метров, нас еще довезли на машине. Но дальше уже дороги не было. Мы выгрузились и осмотрелись. В тех местах всегда – круглый год - лежит снег. Какого-то особенного синеватого оттенка. Первозданность, красота необыкновенная, но и как-то дико, страшновато.

Позже мы с Верой не раз наблюдали многочисленные альпинистские восхождения в горах Тянь-Шаня. Заслуженным их вниманием пользовался самый высокий пик Победы (7439 метров), а также одна из самых красивых вершин мира - пик Хан-Тенгри (7010 метров), славящаяся исключительной геометрической правильностью своих хребтов. Но альпинисты – дело другое. Там спорт, азарт и все такое. У геологов же свои задачи. В тот день нам еще предстояло как-то добраться до места расположения своей партии. Сразу уточню: мы, разумеется, не были неженками, да и определенный опыт работы в трудных климатических условиях за плечами тоже имелся, но не на такой же сумасшедшей высоте над уровнем моря!

Так как единственным способом передвижения в тех краях были лошади, нам пришлось - впервые в жизни – значительную часть своего дальнейшего пути проделать верхом. А это, я вам скажу, дело нешуточное. С непривычки у меня тогда настолько закоченели ноги, что по прибытии на место я даже не смог самостоятельно вылезть из седла. Потребовалось время, чтобы мы друг к другу (то есть мы и лошади) как-то попривыкли, а заодно акклиматизировались, приноровились к суровым и необычным местным условиям.

Мы и лошади. Фото из личного архива

Мы и лошади

Наш отряд, начальником которого сразу назначили меня, занимался крупномасштабной геологической съёмкой и поисковыми работами. Стоянки в тот год мы делали на берегу мелких притоков реки Сары-Джаз. Пили воду из этих речушек, готовили на ней пищу. Жили в лёгких брезентовых палатках, которые неплохо защищали нас от дождя, но не от скоро наступивших морозов и частых сильных ветров. Спали в ватных мешках, которые расстилали на кошме, а сверху накрывались полушубками или ватными куртками. Просыпаясь утром, обнаруживали на своих лицах ледяные сосульки, образовавшиеся при дыхании.

Как правило, утром первым вставал я. Подходил к речке, ногой разбивал лёд, раздевался по пояс и приступал к водным процедурам. Затем растирался полотенцем, ломая и отряхивая сосульки на бороде. Своим поведением мне хотелось подать пример всем остальным. Но последователей у меня, к сожалению, не нашлось. Наоборот, два практиканта-геофизика из МГРИ (один из которых был сыном известного композитора Иванова-Родкевича, автора военных маршей) с каждым днем опускались все больше и больше: ходили грязными, в спальный мешок залезали, не снимая сапог, и, конечно, работали кое-как. А когда я спросил, чем я могу им помочь (в плане составления отчета о практике), ответили только: «Помогите нам отсюда уехать…».

Ну что ж, наша жизнь, и правда, была не сахар. Питались мы довольно скудно. Хлеб ели только в темноте. В этом случае не было видно, что он весь покрыт плесенью. Иногда собирали курай (сухую траву) – другого топлива здесь не было. И пекли небольшие киргизские лепёшки (бурсаки). А однажды в походном магазине для чабанов мне удалось купить мешок риса, но как-то так получилось, что его случайно скормили лошадям. Кстати, корм для лошадей – фураж - доставлялся к нам в отряд более регулярно, чем продукты для людей. Ведь животные на голом энтузиазме работать не могут.

Закончив где-то в середине зимы свой первый геологический сезон на Сары-Джазе, мы с большим удовольствием поехали писать отчет во Фрунзе, мечтая хотя бы полгода пожить в нормальных человеческих условиях. А в следующем году на полевые работы я отправился уже без Веры, так как в сентябре 1952-ого у нас родилась дочь Светлана.

Ни с чем не сравнимая стихия горной реки. Фото из личного архива

Ни с чем не сравнимая стихия горной реки

Не могу сказать, что второй сезон в нашем филиале того света был легче, чем первый. Прежде всего, наш отряд получил новое задание: базироваться на правобережье Сары-Джаз. И первым делом пришлось искать способ переправиться через ту мощную и бурную горную реку. Моста, разумеется, нигде не было, выручить нас могли только лошади. Первые метры они, умницы, ещё как-то шли по камням, а потом метров пятьдесят плыли - вместе с нами и поклажей - до противоположного берега. До цели мы в конце концов добрались, но при этом страшно промокли и замерзли: вода реке ледяная даже летом. А просушиться негде: всюду было одинаково холодно и сыро. До сих пор удивляюсь, как это мы тогда остались целы и относительно здоровы.

Впрочем, про здоровье разговор особый: високосный год как будто испытывал меня на прочность. Чего только со мной тогда только ни случалось! Вот, к примеру, один маршрут со студентами-практикантами, которых прислали к нам в отряд из Фрунзенского политехнического института, чуть не стал последним в моей жизни. Их было двое - парень и девушка. Так вот: девушка пошла рядом со мной, а парень поднялся выше по склону горы - метров на пять. И в какой-то миг из-под его ног с огромной силой сорвалось и полетело вниз несколько камней. Меня ранило в плечо, а потом и в голову (частично сорвало скальп). Форменная геологическая фуражка несколько смягчила ту травму, но кожу с черепа содрало основательно. Своими силами остановить кровь нам никак не удавалось, а о какой-либо медицинской помощи в тех краях невозможно было бы даже мечтать.

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не противочумный отряд, стоявший в трёх километрах от нашего лагеря. Чумники там боролись с многочисленными сурками – переносчиками чумы и холеры (нам всем перед поездкой в те опасные края в обязательном порядке делали необходимые прививки). Но для меня эти люди оказались настоящим подарком судьбы: откликнулись на нашу просьбу, приехали, обработали и перевязали мои раны, и уже дней через 8-10 я снова работал в полную силу.

Прибор, который был дороже жизни. Фото из личного архива

Прибор, который был дороже жизни

Но это продолжалось не так долго. Через некоторое время мне снова пришлось побороться за свое существование, и на тот раз я чуть не утонул. Все произошло на переправе через небольшую, но очень бурную горную речку. Мы шли немногочисленной группой, в которой я был замыкающим. И вдруг моя лошадь, поскользнувшись на камне, вместе со мной упала в водоворот. Ноги из стремян я высвободил довольно быстро, но лошадь, лежащая на боку, давила на меня всей своей тяжестью.

Еще миг и… всё. Уж и не знаю, как… каким чудом, но мне все-таки удалось ухватиться за уступ скалы…, вынырнуть на поверхность бешено бурлящей воды, а затем выползти на берег. Самое удивительное, что повод от лошади, как и дорогущий прибор, за который я отвечал своей головой, все то время оставались у меня в руках. Резкий рывок – и вот моя лошадь (тоже, кстати, стоящая немалых денег) оказалась на твёрдой земле, а потом встала на ноги. В Китай тогда уплыли только мои очки и ватная куртка.

Окончание того поистине многострадального сезона было решено по возможности отпраздновать. Поэтому в один прекрасный день, как тогда говорили, по требованию трудящихся, я отправил своего студента-практиканта в Пржевальск за продуктами и выпивкой. Но вернулся он почему-то (?) без продуктов, зато с двумя рюкзаками, доверху набитыми бутылками с водкой.

Праздник получился еще тот: многие напились до полного безобразия. Не в меру буйных потребовалось даже связать и насильно уложить в спальники. Где уж тут костер и песни под гитару… А ведь до этого все у нас в отряде было иначе: казалось бы, уже сдружились, почувствовали плечо товарища…Пели замечательные песни:

Наутро, построив всех своих сотрудников, я в воспитательных целях разбил перед ними о камни всю оставшуюся водку. Проштрафившиеся молчали и стыдливо отводили глаза. А через год один из тех моих студентов-практикантов прислал мне в подарок красивую плетённую казахскую камчу (плетка, национальное средство «воспитания»). И я понял, что вот таким способом он высказывает мне свое одобрение и благодарит «за науку». В дальнейшем я всегда ездил на лошади с той камчой.

Ура! Сезон закончен. Фото из личного архива

Ура! Сезон закончен

Последнее в ужасающей череде того года событие случилось уже на обратном пути во Фрунзе, недалеко от самого города. Глубокой ночью, когда мы ехали по пустынной проселочной дороге, навстречу нашей машине неожиданно «вырулила» телега, груженная сеном. В нее были впряжены две лошади, которыми никто не управлял, они шли сами по себе, видимо, привычным им путем.

В попытке избежать неизбежного столкновения наш водитель резко повернул машину и, проскочив кювет, врезался в дерево. И мы, сидящие в кузове, были выброшены наружу. Когда я очнулся, моя голова была воткнута в снег между деревьями (повезло же тогда избежать еще одного удара!) в 5 -6 метрах от машины. Все мои товарищи, к счастью, тоже отделались лишь ушибами. Утром водитель сумел починить машину, и наш отряд все же умудрился наконец добраться до города.

А зимой в ходе составления отчёта о полученных результатах меня попросили включить в него специальную главу, написанную одним научным сотрудником фрунзенского Института геологии. Я, естественно, согласился, мне и самому было любопытно почитать что-либо новенькое о нашем филиале того света. Но каково же было мое удивление, когда я увидел свои же собственные материалы, просто перепечатанные под чужим именем (обычная, как я потом убедился, практика среди киргизских научных работников)! Фамилию того «ученого» называть не хочется. Скажу только, что он был правнук алайской царицы Курманжан Датки, впоследствии директор института и даже (правда, очень недолго) президент киргизской Академии наук.

Начало:
   Война в моей жизни
   Говорят, геологи – романтики…
   Жизнь не по учебникам

Продолжение:
   Геологи и уголовники
   Где она, руда...