Отец и сын - Леонид Пастернак и Борис Пастернак - два замечательных мастера, которым «по слепой игре судьбы посчастливилось высказаться полностью». 0тцу – в живописи и графике; а сыну – в литературном творчестве.
В личной судьбе каждого из них, также как и в их художественном творчестве, Германия занимает особое место. Художник Леонид Пастернак прожил в этой стране значительную часть своей жизни и создал здесь множество прекрасных произведений. Трудно даже сказать, какому государству в большей мере принадлежит его искусство. Недаром выставка 2001 года, прошедшая в России при содействии Посольства Германии и поддержке немецких учреждений и обществ, получила название «Леонид Пастернак в России и Германии».
Леонид Пастернак Автопортрет. 1908 Холст, масло. 76 x 57
Wikimedia Леонид Пастернак
В Германии хорошо знают и лауреата Нобелевской премии 1958 года писателя Бориса Пастернака: в этой стране (в Берлине и Марбурге) есть улицы, названные его именем. Когда-то в немецком городе Марбург студент философского факультета Борис Пастернак вдруг осознал свое настоящее призвание и «…основательно занялся стихописанием…»[1] . Здесь, на фасаде дома (по Гиссельбергштрассе, 15.), где Б.Пастернак прожил три своих ярких летних месяца, в его честь установлена бронзовая памятная доска: Boris Leonidovic Pasternak 1890-1960.
Германия Леонида Пастернака Леонид Осипович Пастернак[2] впервые оказался в Германии, когда ему исполнилось 20 лет (в 1882 году). В тот год он пробовал поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, но единственная имеющаяся здесь вакансия была уже занята графиней Т.Л. Толстой[3] : позже она пошутила, что именно благодаря ей художник поехал учился за границу - в Мюнхенскую королевскую академию художеств. Родители отнюдь не поощряли страстного увлечения их сына рисованием, они надеялись, что он получит высшее образование. Для евреев в царское время это было единственной возможностью перейти оскорбляющую человеческое достоинство черту оседлости. Следуя родительской воле, Пастернак за три года своего обучения в Мюнхене заочно окончил юридический факультет Новороссийского университета. В годы своей учебы Леонид Пастернак, по собственному своему признанию, «работал с большим энтузиазмом, хотя средств иногда не хватало на такой скромный обед, как редька с хлебом»[4] . Ему очень нравилась свободная и творческая обстановка в мастерской профессора Гертериха.
Из воспоминаний Л. Пастернака [5] «…Город Мюнхен жил учащимися и для учащихся всех национальностей, - вспоминает художник об этом периоде своей жизни. Королевская Академия Художеств была на такой высоте по уровню преподавания, что многие предпочитали учиться – особенно рисунку – не в Париже, а в Мюнхене. А какие патриархальные времена и нравы были тогда! К нам пешком очень часто приходил бодрый старик – в простом штатском костюме, в сопровождении другого господина в штатском, - это был принц – регент Луитпольдт, глава Баварии, с адъютантом своим. Луитпольтд очень любил художников, подходил к каждому мольберту, разговаривал и шутил с учениками и интересовался их ученическими работами. Было ли это от избытка свободного времени или он действительно так любил искусство, что хотел знакомиться с ними и в его «истоках?»
Каждую свободную минуту его студенты стремились провести в знаменитой Пинакотеке, и это тоже во многом способствовало формированию и оттачиванию их таланта. Мюнхенский период[6] стал основой всей дальнейшей творческой работы Л. Пастернака. Уже здесь, к примеру, проявился интерес художника к искусству книжной иллюстрации, позднее принесший ему международное признание[7] .
Студенты перед экзаменом. 1895 год. Париж, Люксембургский музей.
Студенты перед экзаменом
Окончив обучение в Мюнхене, Пастернак отбыл на родину, но его связь с Германией на этом не прервалась. В 1895 году на Всемирной Мюнхенской выставке он представил свою картину «Студенты перед экзаменами» . Эта работа получила золотую медаль и через три года была приобретена французским правительством для Люксембургского музея в Париже. Весной 1904 г. Пастернак принимает участие в Международной выставке в Дюссельдорфе, а после ее окончания путешествует по Германии. Он посещает Дрезден, затем направляется в Мюнхен и навещает Пинакотеку, где в молодости провел много счастливых часов. Однако прежнего восторга от этого музея уже не испытывает: «Не знаю, приписать ли погоде, неудачам ли, настроению ли, – но многое, что мне так нравилось здесь, сегодня меня не трогало! Должно быть, Дрезденская галерея перешибла, та богаче во многих отделах!» [8] . Следующий приезд Леонида Пастернака в Германию был связан с событиями 1905 года. Художник не случайно выбрал Германию в качестве временного пристанища для своей семьи[9] . Ведь в молодости он здесь жил и учился, да и чисто по-человечески в этой стране ему очень нравилось.
Из письма жене от 22 мая 1904 г.
«Какая высокая здесь культура. Как все устроено хорошо, удобно для среднего класса, чисто, прилично, каждый отлично знает свое дело и место. Выглянешь в окно, и сердце радуется – всюду дороги, шоссе, как зеркало, блещет все чистотой. После дождика сегодня – грязи никакой; поля возделаны и доведена обработка их до высшей степени культуры. Участки, правда, маленькие, правда тесно кругом, но что есть, то доведено до совершенства. … глаз отдыхает на сотнях маленьких домиков с садиками крошечными, но все это и всюду пропитано культурой, «Gemüth’ом», правда, может для нас и скучным, мещанским «Gemiith’ом». Часто поезд пересекает совсем почти махонький городишко, село, но в нем какая мостовая, – дай Бог Москве через четверть века! И тут же электрическая конка! Душа на эту культуру их радуется, но в то же время скорбит, что у нас этого нет и долго еще не будет, что отчаянная бедность, мрак и невежество широко расстилаются по родному краю. Немцы недаром гордятся собою – они вправе называться самым культурным народом, сильным, с победоносным будущим».
Леонид Осипович (Исаак Иосифович) Пастернак. 1927 год. Автопортрет с женой.
Автопортрет с женой
Семья Пастернаков поселилась в западной части Берлина в районе зоологического сада (Zoo ), в пансионе «Gebhardi», Kurfürstenstraße, 113. Берлин начала века жил насыщенной культурными событиями жизнью. Концерты, выставки, лекции привлекали тысячи слушателей и зрителей. Город давал возможность познакомиться с великолепными художественными собраниями, расположенными на знаменитом (теперь взятым под охрану ЮНЕСКО) острове музеев. Пастернак писал об этом в Москву: «Я недавно с ребятами был в Museum für Völkerkunde (Этнографический) – это что-то непередаваемое!! Если бы Вы видели, (я в первый раз видел) остатки искусства Мексики и вообще Америки, затем там Индия и все народности Азии, Африки, Австралии – неиссякаемый источник народного творчества, начиная с самых примитивнейших дикарских и кончая тончайшим искусством … индусов, японцев, и все это стремление к вечной красоте форм, красок, гармонии». Его восхищает Пергамон и Парфенонский фриз. Леонид Осипович называет эти коллекции берлинского музея «удивительно богатыми и поучительными» [10] . Лето семья проводит на острове Рюген в курортном местечке Гёрен. В сентябре работы Пастернака были выставлены в художественном салоне Эдуарда Шульте на Unter den Linden, и русский художник получает приглашение занять место преподавателя в Берлинской Академии Художеств. В Берлине Л. Пастернак познакомился с известными немецкими художниками Максом Либерманом и Ловисом Коринтом[11] О Либермане он отзывался весьма критично.
Из письма П. Д. Эттингеру от марта 1906 г.
«Взять, например, Либермана. Бог ихнего Secession’а…, а как посмотрел я, как он пишет и рисует, с глазу на глаз дома… Тоже на душе легче стало: «И мы не лыком шиты». Я был еще раз у него, он в первый раз попросил как-то ему позировать, он пишет картину – жанр, как Папа благословляет толпу в Сикстинской капелле. Разочаровался я и в том немногом, что еще меня привлекало в нем. – Такое неприкрытое самообожание и всё «ich» и «ich», … под конец визита он мне стал противен: зол, мелочен, несмотря на его несомненный острый ум, силу характера и т.п., а в конце концов, сытый всегда, избалованный состоянием и лестью и всякими прочими благами жизни».
Зато с немецким импрессионистом Ловисом Коринтом у Пастернака сложились тёплые отношения. Он позировал ему для портрета (в 2008 году этот портрет можно было увидеть на юбилейной выставке Ловиса Коринта в Лейпциге, а в настоящее время он хранится в художественном музее Гамбурга). Узнав о смерти Коринта, Пастернак писал: «Как громом поразило меня это известие: что ни говорите — крупнейший живописец Германии. ...крупнейший и настоящий крупного темперамента, прогрессировавший, чем старше становился, и, невзирая на парализованную всю половину свою — работал невероятно много и без устали. ...и для меня лично это потеря очень чувствительная. Это — единственный художник, которого я уважал и как очень порядочного человека, и как художественно цельный темперамент» [12] .
Леонид Пастернак Портрет Лориса Коринта 1923 г.
Лорис Коринт
В свою очередь Пастернак по сохранившимся у него наброскам, спустя два года после смерти друга, тоже написал его портрет, который в декабре 1927 года выставил на своей персональной выставке. Известно высказывание об этой работе критика Фритца Шталя: «Я за всю свою долгую жизнь не видал такого портрета, как Коринт Пастернака. (...) Вся жизнь сконцентрирована в глазах, это — одна громадная, святая, пламенная воля творчества … Никто не представлял себе такого Коринта в последние годы его жизни. (...) Эта картина должна висеть рядом с последними произведениями Коринта, которые она поясняет лучше любых слов. Судя по данному произведению, художник Пастернак - один из невероятно редких прирожденных портретистов» [13] . Но Леонид Пастернак еще раньше (в начале 20 столетия) стал известен в Европе как выдающийся портретист. Репродукции его работ (картин, литографий, зарисовок) появлялись в различных художественных журналах, в том числе, английском журнале «Studio» , в котором в частности заинтересовались пастернаковскими набросками детей . Некий Mr. Vincent обратился к художнику с просьбой написать портрет его дочери и пообещал ему неисчерпаемый источник прекрасно оплачиваемых заказов: «англичане с их любовью к детям как никто способны оценить художника». Во время этой поездки (летом 1907 г.) Леонид Пастернак с женой попутно посещает Бельгию, Голландию (где художник выполняет серию пейзажей европейских городов), а также снова заезжает в Берлин. Ещё одно посещение Германии (летом 1912 г.) было связано с курсом лечения в Киссингене Розалии Пастернак, жены художника. А в Марбурге в то же самое время (в течение одного летнего семестра) учился в университете его сын Борис. Окружая вниманием больную жену и приятельски общаясь с сыном, Пастернак, ни на минуту не забывает об искусстве, которым до краев заполнена вся его жизнь. Художник в это время стремится (в отличие от передвижников, провозгласивших примат жизни над искусством) создать искусство «равносильное жизни». .
Из письма П. Этингеру [15] «Я успел съездить в очаровательный живописнейший поэтический (готико-немецко-барокковый) Марбург, особенно после разительного менялы-буржуа Франкфурта, куда успел также залететь и облететь в полчаса на подобающем такому городу «ауто» и увидать дом Гёте, улицу гетто старого, дом Ротшильдов и пр. и, захватив с собою Борю, разочаровавшись «чуточку» в Когене, ...тем более, что тотчас не удалось бы его нарисовать, так как он странно ломался: он уже дал слово знаменитому нашему Либерману sitzen для портрета и Radierung, не будет ли это конкуренция... (между прочим, у него столь поддающееся, лёгкое для портрета лицо) [1] …Так значит, начхав на его предложение явиться всё-таки к нему на другой день утром, - уехал с утра в Кассель … и только вошёл с Борей в галерею, как художественно-живописное вино Вандиков, Рубенсов со стен ударило в голову... Я перодился в миг, меня узнать было нельзя под наплывом этих чувств... из глубины анфилады зал глянул на меня красавец Тициан! … Но, Боже мой, что делает истинное искусство: через зал и …я получаю удар в самую глубь сердца, в глубь «человека»: это Рембрант. Это его благославение Якова!! Это выше всего, что я видел его, это Бах!»
[1] нежелание Германа Когена позировать для портрета не помешало художнику сделать несколько зарисовок во время его лекции. Позже Л.Пастернак создал литографию «Герман Коген со студентами»
В послереволюционные годы Л. Пастернаку все сложнее становилось жить и работать в России. Его семья из 6 человек занимала тогда служебную пятикомнатную квартиру на Волхонке, но их «уплотнили»: пришлось отдать две комнаты семье Устиновых, а весной 1921 года Леонид Осипович получил требование Наркомпроса немедленно освободить и оставшуюся часть своей квартиры. Однако вмешался Луначарский: «Леонид Пастернак находится под решительным покровительством Советского правительства, и на его мастерскую посягать нельзя». Эпизод с квартирой заставил художника просить Луначарского устроить ему поездку в Германию - на год–два для лечения (у Розалии Исидоровны обострилась стенокардия, у Леонида Осиповича слабело зрение). Так Пастернак вместе с женой и дочерьми (оставив сыновей в Москве) снова оказался в Германии. Семье удалось снять меблированную квартиру в (том же!) районе (Zoo) , на Байройтерштрассе (Bayreuther Straße 17) , правда, комната для работы оказалась небольшой и неудобной («ни один немецкий художник не просуществовал бы четыре дня — а не 4 года в такой обстановке, «плодотворно и творчески себя проявляя» - но увы... русский художник силою его ананке[16] (…) я четыре года «творил» портрет за портретом...» [17] . Жизнь в стране, проигравшей войну и переживавшей период бешеной инфляции, была очень трудна: «В смысле заработков здесь стало как у вас, не до искусства. Все стремятся в Америку, и я не оставляю мысли и готовлюсь к этому» . Однако самочувствие жены и учеба дочерей в университете (Жозефина поступила на философский факультет, Лидия – на химический) не позволяют семье тронуться с места. И Пастернак, прежде так восхищавшийся Германией, с болью смотрит на что происходило вокруг: «… видно мы живем в неслыханно чудовищном времени… Разве можно было себе представить, как гибнет с часу на час некогда столь державная страна… (Из письма к сыновьям: октябрь, 1923). Последний период жизни в Германии (с сентября 1921 г. до лета 1938 г.) оказался для художника самым продолжительным и плодотворным. В то время художнику было почти 60 лет, но он был вынужден заново завоевывать себе имя, ведь со времени последних выставок с его участием прошло уже почти пятнадцать лет. Вспоминая это трудное время, Леонид Пастернак писал «С первых же дней моего временного переезда в Берлин я начал усиленно работать – главным образом портреты и кое-что из графики (автолитографией, офортом). Я жадно стал писать, свободно, смело, не стараясь угодить публике или критике-прессе». Удивительно, что и в эти годы Леонид Пастернак не утратил ни работоспособности, ни романтической веры в удачу. В 1921 г. он писал в Москву своим сыновьям: «Бог не оставляет меня текущей работой. Мой … оптимизм опять мне подсказывает, что все образуется… ( ) Да, образуется неукоснительной волей и выдержкой» [18] . Как ни трудна была жизнь в послевоенной Германии но уже к середине 20-х гг. Леонид Пастернак сумел обеспечить своей семье достойное существование. Он участвует в международных выставках, занимается литературной работой. В 1923 г. в Берлине вышла его книга «Рембрандт и еврейство в его творчестве». К столетию со дня смерти Бетховена Пастернак воссоздал утраченный в Москве литографированный рисунок «Бетховен», и журнал «Die Deutsche illustrierte» в марте 1927 г. поместил его на своей обложке как лучший во всей иконографии великого композитора. Итогом всей этой напряжённой жизни стала первая в Германии персональная выставка Леонида Пастернака, устроенная в одном из самых лучших художественных салонов Берлина (салон Виктора Хартберга). Здесь было представлено 54 работы, выполненных в самых различных техниках: произведения, посвященные России (серия «Л.Н. Толстой», портреты российских деятелей культуры – Рахманинов, Шаляпин, Ремизов, Б. Пастернак), более 10 живописных и графических сюжетов, напоминающих о поездке в Палестину. И наконец - самый обширный раздел – Германия: зарисовки берлинских бытовых сцен, портреты немецких деятелей культуры и науки.
Письмо Л. Пастернака сыновьям от 17 Января 1928 года
«… – успех у меня слава, слава Богу, сногсшибательный и сверх всякого ожидания… и много вещей продано. Во всех газетах – самые лучшие отзывы, будут еще появляться и репродукции в иллюстрированных приложениях, (…) мой антерпренер Hartberg – доволен таким «урожаем», а как едва хотел устраивать выставку – относился с недоверием – ведь я чужой, незнакомый, а у него все известные и из молодых; … мой Гарнак (теолог и историк Адольф Харнак ) приобретен для Kaiser Wilhelm Institut в Dahlem. Затем мой Коринт такой фурор произвел, что все меня поздравляли с критикой этого Шталя. … Надо знать, что это здешний, для всех авторитетный, неподкупнейший, строжайший – гроза художников – и я пуще всего его боялся, откладывал выставку; думаю, разругает и тогда складывай чемоданы… Я провала объективно не боялся, ибо я чувствую себя куда сильнее всех здешних «авторитетов», и моя живопись, особенно за последние годы стала сильнее, а о рисунке и говорить нечего! Но пойди, растолкуй, когда я «новичок»! – Ведь ко мне после этих рецензий приходили на меня посмотреть – откуда я такой взялся. Берлинцы – это не у нас – ходят по выставкам с газетой в руках и какой-нибудь Шталь или Осборн – авторитеты ...»
Успех персональной выставки придал художнику новые силы, он выполняет новые портреты, создает композиции «Иоганн Себастьян Бах и Феликс Мендельсон Бартольди», «Бах и Фридрих Великий». В его творчество входят пейзажи Баварии, т.к. там (в Мюнхене) он жил в летние месяцы у своей дочери Жозефины, вышедшей замуж за своего троюродного брата - Фёдора Пастернака, директора Баварского банка. В просторных комнатах их мюнхенского дома Леонид Осипович разместил многие из своих лучших работ. В письме к сыну Борису художник сообщает: «Я по-прежнему много работаю, и работа – это единственное верное средство держаться на высоте». В 1928 году знаток русского искусства и давний почитатель творчества художника – Макс Осборн - выпускает свою монографию «Leonid Pasternak» [19] . Она включила в себя автобиографические заметки Л. Пастернака о детстве в Одессе, встречах с Толстым, Рильке и Коринтом, а также 150 черно-белых и цветных иллюстраций. Художник сам руководил типографскими работами по печатанию репродукций, сумев добиться высокого качества воспроизведения графики и рисунка. Тираж этой большеформатной книги составлял 1000 экземпляров. Среди них - 70 особых подарочных экземпляров, имевших особый переплёт и авторскую литографию «Портрет Льва Толстого» с карандашным автографом. Среди тех, кто получил один из этих экземпляров, был Альберт Эйнштейн (репродукция его портрета тоже помещёна в этой книге). Великий физик, в своем ответном письме, сердечно поблагодарив авторов за замечательную книгу, отметил, что пастернаковские портреты являются ярким воплощением человеческой индивидуальности. С приходом к власти нацистов положение эмигрантов в Германии резко изменилось. В 1935 году Леониду Пастернаку[20] , как и всем и художникам неарийского происхождения (которые были «не в состоянии воплощать арийские идеи»), запретили заниматься живописью. Однако он продолжает работать, и его очень волнует судьба картин, рисунков, эскизов: «в музей бы надо» . Но установившийся режим не позволял ни распродавать картины, ни размещать их в музеях Берлина. Все настоятельней становились мысли об отъезде. Наконец под угрозой насильственного выселения из Германии, художник забирает свои работы и направляет их в Англию к младшей дочери Лидии, вышедшей замуж за англичанина. Летом 1938 г. Пастернаки переезжают в Лондон. Вскоре туда же со всей своей семьей приехала и старшая дочь Жозефина. Последний период жизни Леонида Пастернака был, как и прежде, был наполнен творческой работой. Однако большое число его работ в годы войны погибло, значительная их часть оказалась в частных собраниях, поэтому мы до сих пор не знаем точного места их нахождения. Художник скончался в своей мастерской в Оксфорде 31 мая 1945 г. Жизнь художника, как и его произведения, всегда были предметом восхищения и неизменным образцом для подражания для его сына Бориса Пастернака: «Это отношение к жизни, т.е. удивление тем, как я счастлив и какой подарок - существование, у меня от отца: очарованность действительностью и природой была главным нервом его реализма и технического владения формой». Недаром одно из ранних стихотворений самого Бориса названо «Чувство жизни».
[1] Б.Пастернак, «Охранная грамота».
[2] родился 22 марта (4 апреля) 1862 года в бедной Одесской еврейской семье (девятый ребёнок).
[3] Свободная вакансия в Училище будет предоставлена Леониду Пастернаку только двенадцать лет спустя, но уже не как учащемуся, а как профессору одной из лучших передовых художественных школ того времени.
[4] Л.О. Пастернак «Воспоминания», Мюнхен. 1882-1885.
[5] Л.О. Пастернак «Воспоминания», Мюнхен. 1882-1885.
[6] В 1885 году, окончив с медалью натурный класс в Мюнхене, Пастернак возвратился в Россию.
[7] Он стал лучшим иллюстратором произведений Льва Толстого («Воскресение», «Война и мир»).
[8] Из письма жене от 22 мая 1904
[9] В Одессе, Пастернак познакомился с Розалией Кауфман, талантливой пианисткой, уже профессором консерватории. Их свадьба была сыграна (14 февраля 1889 года) на деньги, полученные от П.М Третьякова за картину «Вести с родины», купленную им у художника прямо с мольберта ещё до Передвижной выставки 1889 года. Первенец – Борис - родился уже в Москве. Вслед за ним в этой семье появилось ещё трое детей: сын Александр (13 февраля 1893 г.) и дочери Жозефина (5 февраля 1900 г.) и Лидия (8 февраля 1902 г.).
[10] П.Д. Эттингеру, от 31 марта 1906 г.
[11] Макс Либерман в то время возглавлял Берлинский Сецессион, объединивший художников неакадемического направления. В 1906 г. это объединение разделилось на 2 общества: «Свободный Сецессион» во главе с Либерманом и «Новый Берлинский Сецессион» во главе с Ловисом Коринтом.
[12] П.Д. Эттигнеру, 20 июля 1925 г.
[13] F. Stahl, „Berliner Tagesblatt“ , 21. Dezember 1927
[14] Его талант был признан и на родине. Ещё в 1905 г. он получил звание академика Петербургской Академии Художеств. Но особенно важно было для него признание высоко ценимого им крупного русского художника и его друга Валентина Серова: «Вы победили дитё!»
[15] П.Д.Эттингеру, июль 1912 г., Киссенген
[16] Судьба, рок (др.-греч.)
[17] Б.Л. Пастернаку, Мюнхен, 12 июля 1927 г.
[18] Л.О.Пастернак. Записи разных лет
[19] В Национальной библиотеке Лейпцига монография «Leonid Pasternak хранится» за номером 54. Но большая часть тиража в 1933 г. бесследно исчезла из типографии, предположительно, была уничтожена нацистами.
[20] Пастернаки, не желая потерять возможность вернуться в Россию, оставались советскими подданными.