Моя дочка пошла в первый класс в 1990 году еще в школьной форме. Но уже в 1991-ом форму отменили. И ощущение свободы для меня началось именно с этого — нет формы, нет чиновничьего нивелирования каждого и всех. Этим было как будто заявлено, что мы все разные.[1]

Елена Вигдорова. Учитель литературы. г. Москва. Фото из личного архива

Елена Вигдорова

Любой общественный подъем (как, впрочем, и спад) всегда проявляется в образовании. Вспомним, как говорил Пушкин об Александре I: «Он взял Париж, он основал Лицей» — и для него это в масштабах истории равнозначные вещи: вот Париж, а вот Лицей. Этот Лицей — их тогдашняя оттепель. Это ее измерение: появляется такое учебное заведение, куда двадцать девять мальчиков вступают с надеждой, что от их ума, таланта, усердия зависит будущее России. Так и случилось.

Но оттепель, как ей и положено, закончилась быстро. В 1840-е годы Модест Корф пишет свой дневник. Бывшим лицеистам тогда по сорок лет, но трети выпуска уже нет в живых. О Пушкине Корф не говорит, это, мол, рассудит история. Из остальных, кроме Горчакова и его самого, никто, кажется, особенно высоких постов не занимает. Всем им уже ясно, что от их ума, таланта и усердия в этой стране ничего не зависит.

Оттепель XX-го века (1960-е гг.) тоже была недолгой и также проявилась в образовании. Прежде всего, в новых школах, - во второй московской математической, например. Да, в 1971-м ее уже разогнали, и была она крошечным островком, но, тем не менее, успела показать, что школа может быть совсем другой.

А 1990-е годы — это наследие оттепельных 1960-х. И вот когда в 90-е уже разгулялся ветер свободы и на сквозняке оказалось все, - по-настоящему продуло, затрясло и школу. Появилась надежда. И сразу — много новых школ, в том числе и платных. В том числе, и безумно дорогих, где, судя по детям, которых мне доводилось потом учить, много средств ушло в основном на их золотые стены. Конечно, обо всех судить не буду, качество образования везде было разным, где-то наверняка и очень высоким.

Лучшие московские школы 90-х

Чудом для меня стала Пироговская школа, придуманная отцом Александром Менем незадолго до его смерти. Чудо, что она появилась, и чудо, что удержалась все эти годы. Когда-то она была совсем недорогой (сейчас, разумеется, это не так: город непрерывно повышает плату за аренду), и там навсегда поселилось очень человечное и уважительное отношение к детям и родителям. А зарплата учителя, кстати, осталась ничуть не больше, чем в государственных школах.

Тогда же, в начале 1990-х, Анна Константиновна Поливанова заново выстроила в своей школе весь процесс обучения. Я прекрасно помню четырех выпускников (между прочим, разного возраста), с интересом слушавших мои лекции и записывавших их крупными печатными буквами. А шестиклассники, у которых я тоже пару раз вела урок литературы, никак не могли усидеть за партами (да от них этого никто никогда не требовал!). И пока я по просьбе Анны Константиновны читала им вслух «Скотный двор» Оруэлла, кто-то лежал на полу, кто-то свисал с лавки, но все они были милыми и доброжелательными, никогда не шумели и не хамили. Не могу сказать, что в этой школе мне все и всегда нравилось, но прекрасно вижу, что многие ее выпускники стали отличными студентами, а потом и специалистами — незашоренными, свободными, смелыми. Эта школа оказалась настоящим спасением для многих детей, вероятнее всего, сломавшихся бы в школах с традиционными представлениями о дисциплине.

В 1994-м в Ясеневе открылась школа для одаренных детей - Лига школ. По знакомству в нее попасть невозможно: там и экзамены, и обучение не каждому ребенку по плечу. В этой школе мало детей и много учителей. И дети по всем предметам учатся очень хорошо. Из этой школы мне довелось заниматься только с учениками-естественниками, готовящимися поступать на мехмат, физфак, биофак. И по литературе они оказались подготовлены гораздо лучше, чем многие филологические дети: более начитанны, умели анализировать художественные тексты, а главное, - им все было безумно интересно.

Надо сказать, что в 1980-х годах в хороших математических школах литераторы тоже были прекрасные. Но в 1990-е это правило действовать перестало, и исключением в этом смысле оставалась только, пожалуй, Лига школ.

Хорошие старые школы в тот период тоже просто расцвели. Наверняка не назову сейчас всех, но уж точно так можно сказать о 57-ой и 67-ой гимназиях. В 1989-м году 57-я, всегда славившаяся своими математиками, открыла гуманитарные классы. И они сразу стали соперничать с давно известными блистательными гуманитарными классами 67-ой. Этот весьма продуктивный спор продолжается и сегодня.

Без хамства и агрессии

Дети 1990-х (то есть те, кто в начале 1990-х пошли в школу) были умнее, острее, критичнее, чем дети 1980-х. Они знали иностранные языки, ездили за границу (и дети из бедных семей тоже!) Считалось, что это необходимо для расширения кругозора. Причем школы сами часто субсидировали поездки за границу. Тогда было много различных проектов по обмену учениками.

В отличие от сегодняшних подростков, эти дети не были готовы к хамству, к взрослой агрессии, взрослому недоброжелательству. Напротив, они (особенно ученики московских школ) были избалованы уважительным и любовным к себе отношением. К примеру, если им не улыбались на экзамене, они просто замолкали. Непоротое поколение в чистом виде.

И, конечно, эти дети были гораздо свободнее. В 1970-х и 1980-х годах редко кому приходило в голову бросить в вуз. А в 90-е самые умные и яркие студенты делали это с легкостью. Два года поучился, сколько можно? Особенно те, кто учился на филфаках: они шли в журналистику, в издательскую деятельность, в переводческую. Поступали, учились, потом, не доучившись, шли работать, так как хотели сами зарабатывать деньги. Понимали, что можно экономить, а можно зарабатывать, и предпочитали зарабатывать. Многие бросали учиться, потом возвращались. Но с какой легкостью они меняли вузы! С какой легкостью откидывали то, что было прежде!

Тогда на фоне трагедии технической интеллигенции казалось, что у гуманитариев работа будет всегда. Помню, как в 1991 году сразу после путча один славный мальчик, поступивший в историко-архивный, сидел и повторял: «Сколько работы будет! Сколько работы»! С восторгом повторял, потому что открывались архивы КГБ. «Сколько будет работы», — и блестели глаза. Потом это сошло на нет. И мальчик ушел в бизнес. И архивы закрылись.

За рамками нищеты и убогости

В 90-е годы государство не слишком заботилось о школе, и у учителя по-прежнему было много причин чувствовать свою униженность. К примеру, - каково это - понимать, что ты одет хуже всех учеников?! А дети, как известно, всегда внимательно разглядывают своих учителей. Но не помню, чтобы в сильных школах учителя испытывали комплексы по поводу своей одежкки. Подобные вещи тогда компенсировались полной свободой, позволявшей выйти за рамки нищеты и убогости, оставшихся в массовой школе (униженность учителя большей частью свидетельствовала о его собственной убогости). Просто воспользоваться своими возможностями смогли далеко не все.

Свобода была нужна Зое Александровне Блюминой, Льву Иосифовичу Соболеву, Надежде Ароновне Шапиро, Эдуарду Львовичу Безносову, Ирине Анатольевне Ауссем, Евгении Семеновне Абелюк, Константину Михайловичу Поливанову. Называю лучших и далеко не всех словесников, а ведь были (и есть) замечательные историки, математики, физики, биологи, преподаватели иностранных языков. Не удивительно, что дети мечтали учиться именно у таких людей: каждый из них расширял мир, пробивал железный занавес, учил мыслить и помогал удержаться, не потеряться в этих непонятных, насквозь продуваемых и все равно прекрасных 1990-х.

Но по-настоящему «выстрелили», конечно, только те школы, где собралась команда единомышленников. Кроме уже перечисленных, это случилось в лицее на Воробьевых горах, в Донской гимназии, школе Мильграма, лицее Ямбурга, «Интеллектуале», появившемся чуть позже… Хороших школ, правда, было много. А вот там, где настоящая команда так и не собралась, эта школьная конда, эта школьная тюрьма, эта школьная мерзость продолжались и усугублялись нищетой.

Сегодня школу 1990-х модно обвинять в снобизме. Но снобизм существовал всегда: был интеллигентский снобизм, диссидентский снобизм 1970-х годов. Стремление человека замкнуться в своем кругу и не иметь дела ни с кем больше можно считать своеобразной защитной реакцией, попыткой отгородиться от враждебного окружающего мира. Но снобизм 90-х стал действительно агрессивней и высокомерней. И возможно, способствовали этому явлению мы, учителя, когда показывали детям, как по единственной мандельштамовской строчке можно в толпе узнать своего человека. Мол, мы будем читать стихи, а вы, чужие, волнуйтесь о своих «мерседесах». Нам они не нужны: мы знаем, насколько ярче и богаче наша жизнь.

А потом произошла странная вещь: «мерседесы» нам тоже понадобились, став показателем того, чего можно добиться, получая хорошее образование. Прибавьте к этому узкий круг общения: дети в этих школах знаются в основном только между собой. Эти ездили вместе в лингвистическую школу, эти - на биостанцию... А нынешние снобы, увы, не аристократы, дворянское чувство равенства со всем живущим у нас уже встречается редко. Хорошо ли это? Плохо, конечно.

Плохо и то, что со временем обучение в знаменитых школах стало просто вопросом престижа, свидетельством принадлежности к определенному общественному кругу. И за это заботливые родители готовы не только платить большие деньги, но и подчас унижаться, лишь бы устроить туда свое чадо.

Кто спорит, со снобизмом нужно бороться, хотя это очень трудно. Вот сейчас, к примеру, когда 84% населения готовы кричать «ура» и «крымнаш», снобизм меньшинства будет расти. Это его ответ агрессивному большинству.

Вообще испытание свободой… ну что тут сказать. Мы ведь его не выдержали. Мы профукали свою перестройку, просвистели свои 1990-е. В которых много было и дряни, конечно, так на то она и свобода.

  [1]  Полный текст статьи «Мы просвистели свои 1990-е» (интервью Е. Рыбаковой «Учитель литературы о лучших московских школах и прекрасных детях 90-х, а также об интеллигентском снобизме и школьной конде») см. на: colta.ru

Примечание: на сайте colta.ru можно найти интервью с другими московскими учителями, упомянутыми в данной статье: Тамарой Эйдельман и Надеждой Шапиро. Многие из этой учительской когорты и сейчас продолжают свою подвижническую деятельность, начатую в «прекрасные 90-е», например, читают для своих учеников интереснейшие (бесплатные!) лекции, видеозаписи которых размещены на сайте: arzamas.academy (С. Волжская).