Все ли было однозначно плохо в советское время? Годы своего студенчества, к примеру, мои родители вспоминали с очень хорошим чувством, но с особенной теплотой - ежегодную летнюю производственную практику, которая была настоящей школой жизни и очередной ступенью в их становлении – как человеческом, так и профессиональном.
Отец рассказывал, что работать в своей профессии студенты Московского горно-геологического факультета начинали задолго до окончания вуза.
Впервые понюхать пороху нам довелось уже на 2-ом курсе во время производственной практики в Тульской области, где мы наконец собственными глазами увидели штольни, штреки и т. д. и т. п. Практика была недолгой – всего полмесяца. И вряд ли бы запомнилась вообще, если бы ни одно забавное приключение, случившееся с нами уже на обратном пути в Москву, когда целая толпа безрезультатно осаждала переполненный поезд. Попасть в него в качестве пассажиров казалось совершенно невозможным. Выход из положения неожиданно нашел один из сокурсников (Анатолий Куварзин), который встал между двумя соседними вагонами и четко, деловито всех нас по очереди погрузил на крышу, а по прибытии в Москву - аккуратно с неё снял. Ехали мы весело - с шутками и прибаутками по поводу богатырской удали нашего товарища. Но тем не менее хорошо усвоили, что значит чувство локтя и взаимовыручка.
Студенты МГРИ |
Ежегодная летняя производственная практика была для нас настоящей школой жизни. Память сохранила множество самых различных событий, которые мы пережили (во время практики) за почти шестилетнюю учебу в институте, и каждое из них было очередной ступенью в нашем становлении – как человеческом, так и профессиональном.
В Таджикистане (на границе с Узбекистаном) мы составляли карты участков баритовых жил и одновременно учились выживать в наисложнейших климатических условиях: температура воздуха на солнце - выше 50 градусов по Цельсию, кругом каменистая пустыня, из живых организмов только змеи, скорпионы, фаланги, мыши и маленькие ящерицы. Начинали мы работу ранним утром (с 5-ти часов), в полдень прятались от палящего солнца и выходили на свет божий только где-то после 4-х дня. В маршруты носили собой чай во фляжках, но пить старались как можно реже, так как после первого же глотка на жаре язык распухал, становилось трудно дышать и начинались галлюцинации. И вдруг, о чудо! Совсем рядом - цветущий оазис – метров 20 на 20, с холодным родником. На этом небольшом участке земли жила таджикская семья. Прекрасные гостеприимные люди. У них было несколько ишаков и баранов. (лошадей в тех краях не держали: их было бы нечем кормить). И когда мы переезжали на другой участок, они разрешили нам перевозить вещи на их ишаках.
На практике |
В 1949-ом году мы работали на Алтае, в горах и труднопроходимой тайге. Получали там квалификацию мастеров горного и бурового дела. Рядом с нами трудились пленные - Судетские немцы. Они уже довольно неплохо говорили по-русски. Их освобождали как раз во время нашей практики. Уезжали они в железнодорожных вагонах, украшенных красными знамёнами и плакатами «Рот–Фронт». Здесь же на шахтах работали высланные с северного Кавказа чеченцы. Их использовали почему-то только в ночные смены, днём мы их никогда не видели. Зато ночами в общежитии часто слышали их пронзительные гортанные крики, хотя они всего-навсего просили дежурного выдать им ключи от комнаты.
Годом позже тоже на Алтае, в районе села Шемонаиха, я снова столкнулся с чеченскими рабочими (их было человек двадцать), копавшими канавы. Надо признать, трудились они на совесть. За исключением одного парня, который почему-то всё время стоял в сторонке.
— Почему он не работает? - поинтересовался я у рабочих.
— Так нельзя ему, он - князь! - хором отвечала бригада, всегда выполнявшая норму на все 100% (и за себя, и за того парня, то бишь - князя).
Часть моей преддипломной практики проходила на востоке Казахстана, где я случайно нашел старую полузатопленную горную выработку со скелетом человека, прикованного цепью к тачке, – своеобразный памятник демидовским горнозаводским крестьянам. Ближайший в тех краях город имел весьма говорящее название - Змеиногорск. Змей там было действительно огромное количество. И способствовал этому очень влажный климат: часто шли дожди, а утренняя роса долго не высыхала на двухметровой траве. Местные жители рассказывали, что в демидовские времена каторжане, убившие по 100 змей, освобождались на год раньше полученного срока.
В 1949-ом году |
Как-то раз во время маршрута я провалился в заваленный сверху ветками старый полуразрушенный шурф. А на дне его оказался огромный шевелящийся клубок змей. Ужас!!! Судорожно карабкаясь наверх, цепляясь за что придется руками, ногами, ногтями, я кое-как наконец выбрался на поверхность. Но потом понял, что испугался совершенно напрасно: змея на человека просто так не нападает, - только, если случайно на нее наступят или как-нибудь по-другому причинят ей боль. И через несколько дней, обнаружив змею, мирно свернувшуюся в клубок под моей раскладушкой, уже не реагировал: я не трогал ее, а она – меня.
Центром моего дипломного исследования была территория недалеко от Змеиногорска, на которой находилась заимка местного крестьянина по фамилии Зыромятный. Когда-то он вместе со своими родными освоил часть леса – очистил площадь, построил на ней жилье, вспахал землю и т.д. В то время там проживало 5-6 семей. Меня пригласили в дом самого основателя рода, который держал знатное хозяйство: большой огород, коровы, свиньи, бараны, куры и так далее. Его семья была очень зажиточная, и когда ко мне в гости заезжали коллеги из соседних районов, я изредка просил хозяйку чем-нибудь их покормить (сметаной, творогом или чем-нибудь ещё). В этом случае она задавала мне один единственный вопрос: «Ведра хватит?»
На заимке часто топили баню и всегда приглашали меня помыться и попариться. А однажды, в знак особого уважения, хозяйка предложила мне пойти первому. Я с удовольствием согласился. Храбро вошёл в парилку, но оттуда спасался уже бегством: моментально обжёг уши. Так вот почему хозяин, идя в баню, всегда надевал (а дело было летом) шапку-ушанку и меховые рукавицы!
Недалеко от заимки я обнаружил старателей – охотников за драгоценными металлами. Они вполне себе квалифицированно копали «дудки» - вертикальные горные выработки круглого сечения. Когда-то, еще до революции, английские концессионеры разрабатывали в тех местах месторождение золотосеребряных руд. При советской власти они быстро уехали, предварительно взорвав все свои выработки. Но местные жители о тех событиях еще кое-что помнили. Наблюдения за старателями очень мне пригодились при составлении геологической карты и определении площадей, перспективных для дальнейших поисков. В итоге мне удалось значительно сократить количество «дудок», намеченных организацией, где я работал. А это несказанно порадовало мое руководство.
В благодарность за экономию служебных ресурсов мне даже выдали карточку спецраспределителя – магазина закрытого типа. И как же она мне потом пригодилась! Зима в тот год началась очень рано. Шквальный ветер остановил весь автотранспорт. Люди с трудом передвигались на улице, держась за веревки, натянутые между домами. И хотя мороз был относительно небольшой – градусов 15-17, я сразу же обморозил себе уши и был вынужден побежать в спецмагазин за шапкой-ушанкой.
Едва дождавшись сносной погоды, наш отряд наконец добрался до геологической базы в Шемонаихе, чтобы сдать на склад всё числящееся за нами имущество и получить окончательный расчет. Мы радовались, что в сложнейших условиях доработали до конца сезона, выполнили весь план и добились неплохих результатов. Но радость наша скоро померкла. Выяснилось, что «благодарное» руководство лишило нас (как временных сотрудников) части честно заработанных денег - так называемых «сибирских» (прибавка к зарплате за работу в Сибири).
В суровых полевых условиях |
Тогда мы решили бороться до конца – на этот раз, с государственными чиновниками - и обратились к районному прокурору. В самый канун ноябрьских праздников на месте его, естественно, не оказалось. Но молодой только что окончивший институт помощник прокурора твердо обещал нам помочь. И не подкачал. Утром 7 ноября мы получили от него официальный конверт с документами, который торжественно доставили начальству. И несмотря на всевозможные ахи и охи, весь наш отряд получил-таки полный и справедливый бухгалтерский расчет. Можно было (победителями!) отправляться в Москву.
Возвращались мы в столицу сильно повзрослевшими, заматерелыми, закаленными в трудностях. Ехали втроём – я и две девушки-дипломницы из моей группы. Московский поезд на станции Рубцовка останавливался только на две минуты, билеты не продавались, пришлось идти за помощью к дежурному по вокзалу. Это был мужчина с большой черной бородой. Точно такая же борода за время практики отросла и у меня. Девушки шутили: мол, уж вы, бородачи друг друга всегда поймете. Действительно в поезд нас посадили (в военный вагон). А в пути проводница, назвав меня дедушкой, предложила принести чая с сахаром. Я с радостью согласился, попросив, чтобы при этом не забыли и обеих моих «внучек». Через несколько суток мы благополучно добрались до Москвы. И узнали, что за опоздание к началу учебного года нас уже успели отчислить из института. Однако потом, разобравшись, восстановили обратно.
Должен признаться, что одна из таких летних практик навсегда определила мою личную жизнь. Мы с моей сокурсницей Верой Железовой попали тогда в Киргизию. Я был счастлив представить подруге своих родных - родителей и брата (плюс его семью), с которыми мы так редко виделись. Кроме того, было приятно показать Вере необычайную местную природу. В итоге ей все очень понравилось: и мои близкие, и высокие горы, покрытые хвойными и лиственными лесами, и целительные источники, бьющие прямо из-под земли, и поразительно гостеприимные местные жители. И сами мы настолько с ней сблизились, что решили пожениться...
Начало:
Война в моей жизни
Говорят, геологи – романтики…
Продолжение:
Филиал того света
Геологи и уголовники
Где она, руда...