По словам известного писателя Анатолия Рыбакова, «… сейчас выходит много мемуаров, встречаются воспоминания известных писателей еврейского происхождения. Читаешь и не понимаешь: а кто же он такой, какого рода, племени, где его корни?»[1] Но и сам Рыбаков в этом смысле тоже не всегда был исключением.

Знаменитый русский писатель Анатолий Наумович Рыбаков жил в этом доме с 1919 по 1933. Москва, Арбат ул., 51 Wikimedia.org

Мемориальная доска

Вспоминая произведения Анатолия Рыбакова, мы, без сомнения, прежде всего назовем его роман «Дети Арбата». Это и понятно: в арбатской трилогии автор в свое время сделал почти невозможное: раскрыл механизм тоталитарной власти, «феномен» Сталина и сталинизма (не случайно опубликовать эту книгу стало возможным только через 20 лет после ее рождения).

Но отдавая должное этому прославленному произведению, сегодняшний читатель уже может себе позволить посмотреть на него несколько с другой стороны. Почему в названии романа увековечена одна из московских улиц?[2] Известно, что сам Рыбаков жил на Арбате, так же, как и многие другие люди, судьбы которых он воссоздал в своем творчестве. Все они выросли и сформировались уже в советское время. Это была первая поросль эпохи социализма, первое поколение советских людей, не познавших ни религиозных традиций, ни влияния предков. В той или иной степени все они, собственно, были детьми улицы. Недаром современник А. Рыбакова, поэт Булат Окуджава (грузин по национальности), тоже писал: «…Меня воспитывал арбатский двор».

Согласно официальной доктрине, при социализме совершенно неважно, какого ты «рода-племени»: все мы, мол, «дети Арбата», граждане одной страны и «товарищи» друг другу. Действительно вплоть до распада СССР советские граждане мало интересовались своими историческими корнями и произошедшие в связи с этим потери заметили уже во время перестройки.

Первые строители социализма большей частью искренне веровали в его светлые идеалы, но, тем не менее, не могли не замечать различных неудобств, связанных с принадлежностью к национальным меньшинствам. На протяжении своей жизни они заполняли множество анкет, где всегда оставался пресловутый пятый пункт (графа «национальность»). И эти анкетные данные частенько мешали некоторым советским людям устроиться на работу или получить место в престижном вузе. Евреям, например.

Конечно, при коммунистах не было слышно о еврейских погромах (разве что только «о разногласиях на бытовой почве»). Признавая исторические заслуги евреев в установлении советской власти, правительство законодательно отменило различные формы еврейской дискриминации, длительное время существовавшие в царской России: черту оседлости или обидное процентное соотношение при получении высшего образования. Однако и в советском Союзе этим гражданам жилось нелегко.

Никто поэтому не решался обнаружить свою связь с еврейскими родственниками. И будущий писатель, «сын Арбата», родившийся (в 1911 году) в еврейской семье Наума Борисовича Аронова и Дины Абрамовны Рыбаковой, на всякий случай взял себе более благозвучную в данном историческом контексте фамилию матери.

Но именно к евреям – гораздо раньше, чем к другим народам СССР, - возвратилась их историческая память. Так в 1978 году в журнале «Октябрь» (как потом выяснилось, с большими купюрами) был напечатан текст романа А. Рыбакова «Тяжелый песок». Для многих из нас это было первое советское произведение о жизни еврейского народа. Мало того - писатель воссоздал в нем собственные воспоминания и семейные предания[3].

Еврейская тема в русской литературе

В русской дореволюционной литературе можно найти немало примеров произведений с еврейской тематикой. Начнем, как общепринято, с А. С. Пушкина. Известно, что основоположник русской литературы изучал еврейский алфавит и интересовался историей еврейского народа. Однако если судить о таких его произведениях, как «Черная шаль» или «Скупой рыцарь», то автора можно считать чуть ли не антисемитом, а если читать «В еврейской хижине лампада...», то перед нами чуть ли не сионист. На самом деле, конечно, и не то, и не другое. Просто в то время слово «жид» употреблялось и для обозначения человека еврейской национальности, и в значении «жадность, ростовщичество». А уж эти человеческие качества Пушкин безоговорочно презирал. В любом случае – будь перед ним еврей или благородный рыцарь.

Однако систематически еврейская литературная тематика проявляет себя гораздо позже - во второй половине ХIХ - начале ХХ века. Немало русских писателей сочувственно и талантливо изображали жизнь евреев в царской России. Это В. Короленко, М. Горький, Л. Андреев, А. Куприн. Наиболее популярны в этом отношении были, пожалуй, все же произведения А. Куприна, такие как «Суламифь», «Гамбринус» и «Яма».

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

Кроме того, в русскую литературу вошли, конечно, и произведения еврейских писателей, писавших на русском языке: И. Эренбург, О. Мандельштам, Б. Пастернак и многие другие. В наши дни некоторые литературоведы относят их творчество одновременно и к русской, и к русско-еврейской литературе. Однако вопрос о том, что такое эта русско-еврейская литература, до сих пор остается дискуссионным.

Строго говоря, к «русско-еврейской литературе» можно отнести только произведения И. Бабеля, создавшего особый русско-еврейский (или русско-одесский) язык, и пьесу для чтения Ф. Горенштейна «Бердичев» с ее неповторимой атмосферой еврейской жизни. Но, как известно, Бабель в1940 году был расстрелян, а Горенштейн в 1980 году уехал в Германию. Существовала ли русско-еврейская литература до и после этого?

В данном контексте правомерней все-таки говорить только о русской литературе. Иначе есть опасность дойти до абсурда. Вот характерный аргумент, приведенный в разговоре о творчестве И. Бродского: «…Что касается еврейскости или не еврейскости Бродского, я как вы догадываетесь, об этом слышал регулярно. Бродский своей крови не скрывал. Но не умею вести разговор про кровь. Я не совсем понимаю, что это такое. Дело в том, что мы тогда попадем в нелепое положение в русской нашей литературе. Потому что Державин у нас окажется татарин, а Пушкин негр, Жуковский турок, а Мандельштам и Пастернак евреи. И так, в общем, кого ни копни»[4]. Об этом же говорит и А. Рыбаков: «Я русский писатель, пишу на русском языке, описываю Россию и русских людей…»[5].

И в русской литературе - наряду со многими другими - звучала раньше и звучит сегодня особая по своей пронзительной силе еврейская тема. Когда советским евреям было разрешено уезжать из страны (80-е года XX века), она, как птица Феникс, возродилась из пепла и совершенно по-новому осветила произведения А. Рыбакова, Д. Рубиной, Л. Улицкой (и следующего поколении авторов). Настоящий прорыв в еврейскую тематику произошел с момента появления в русской литературе образа местечка («штетл»), главного места проживания евреев в России в последние два столетия. Можно сказать, что в это время к писателям вернулась их историческая память [6].

Совсем недавно заговорили о том, что представляли собой еврейские местечки в советское время. Вот, например, как рассказывает о своих «корнях» российский литературовед Матвей Гейзер: «Я родился в местечке Бершадь, которое оставалось местечком еще долгое время после войны. Я еще застал местечко, где были одни евреи, кроме, скажем, секретаря райкома и начальника КГБ - даже председатель колхоза был еврей, в этом местечке говорили только на идиш. Даже русские знали идиш и повсюду разговаривали на нем. Я еще застал извозчиков-балагул, с упоением рассказывавших историю местечка и его надгробий. У нас была синагога, в которую никто не боялся ходить, - старое разрушенное здание, всегда (не только в праздники) наполненное и переполненное людьми. Это местечко умерло в одночасье, когда начались отъезды. Тысячи евреев в 1970-е - начале 80-х годов уехали, и сейчас там их человек 50-70. Жаль, но теперь от нашего местечка почти ничего не осталось»[7].

---

  [4]  А.Найман : «Тихий Дон»: Нерешенная загадка русской литературы XX века.

  [5]  Последнее московское интервью.

  [6]  Vgl. Terpitz, Olaf: Die Rückkehr des Stetl. Russisch-jüdische Literatur der späten Sowjetzeit, Schriften des Simon-Dubnow-Instituts 9, Vandenhoeck & Ruprecht, 2008, S. 164 und Juden in der Sowjetunion 15.12.2009.

  [7]  Александра Гордон. «Откуда взялась и куда девалась русско-еврейская литература» : НГ Ex Libris N 9 (228) 14.03.2002).

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

В романе «Тяжелый песок» история еврейского местечка Щорс (до 1935 г. – Сновск, на севере Украины) отображается на фоне широкого исторического полотна: перед глазами читателя проходит целая эпоха – России 1910—40-х годов. В ходе написания романа писатель, верный своим творческим принципам (он всегда стремился к предельной точности, почти документальности), сумел собрать и обработать огромный фактический материал. А в поисках этого материала ему пришлось поехать в Щорс и провести там много времени в длинных и обстоятельных разговорах с местными жителями.

В основу сюжета положена история семьи некого Роберта Купчика. Его дед (наполовину еврей, наполовину швейцарец) однажды случайно встретил в Симферополе красавицу-еврейку и полюбил ее на всю жизнь. Ради своей любви он оставляет карьеру, богатых родителей, родину. Молодые люди имели возможность устроить свою жизнь в удобном и обеспеченном европейском мире, но принимают странное решение навсегда остаться в России. Это в корне изменило их судьбы и повлекло за собой трагическую гибель всей семьи во время Отечественной войны.

Рыбаков воссоздает в своей книге высокую и трагическую историю этой любви, но действие переносит в родной Сновск. Главным своим героям писатель дает библейские имена: Иаков и Рахиль. Вместе с ними мы проходим через многие нешуточные испытания, наблюдаем грустные и забавные картины их совместной жизни. Но автор далек от какой-либо идеализации: перед нами непростые характеры, особенности быта и взаимоотношений внутри большой еврейской семьи. Рассказ ведется от лица Бориса Ивановского – одного из их сыновей Иакова и Рахили, чудом уцелевшего во времена Второй мировой войны.

Для писателя Анатолия Рыбакова жизнь отдельного человека всегда связана с историческими событиями страны, народа. В романе «Дети Арбата» такими событиями были сталинские репрессии, в «Тяжелом песке» - истребление евреев во время Великой отечественной войны. Очень большая смысловая нагрузка лежит на образе главной героини, становящемся к концу романа почти символическим и воплотившем в себе весь комплекс чувств самого писателя – от гнева и мести – до обожествленной святости.

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

Спасая оставшихся узников гетто, Рахиль в конце романа «… исчезла, растаяла, растворилась в воздухе, в сосновом лесу, вблизи маленького города, где она родилась, прожила жизнь, где она любила и была любима, где, несмотря на все невзгоды, была счастлива, вырастила детей, воспитала внуков, видела их страшную гибель, перенесла то, чего не может выдержать ни одно человеческое сердце. Но ее сердце выдержало, и в последние минуты жизни она сумела стать матерью для всех несчастных и обездоленных, наставила их на путь борьбы и достойной смерти». Заключает роман надпись на иврите, сделанная на братской могиле Щорса: «Все прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда».

Вот только опубликовать это произведение в советское время было почти невозможно. От романа отказались «толстые журналы - «Новый мир» и «Дружба народов». «Октябрь» согласился, но автору по соображениям цензуры пришлось пойти на многие уступки. Заменить первоначальное название романа «Рахиль» на «Тяжелый песок», слово «евреи» на «люди», изъять из текста имена политических лидеров и все исторические события 1937 - 38 гг… Полностью произведение было издано в России уже в 1995 году. И только тогда стало действительным фактом русской литературы.

Читая текст романа, постоянно ловишь себя на мысли, что это уже почти готовый сценарий фильма (Рыбаков имел большой опыт написания сценариев по своим произведениям), своего рода завещание посвященным. И действительно, по словам Антона Борщевского (продюсера телефильма «Тяжелый песок»[8]), «…много лет назад Анатолий Наумович говорил моему отцу, что хотел бы увидеть экранизацию «Тяжелого песка». В одном из последних писем он обратился к отцу с просьбой обязательно снять этот фильм. Письмо хранится в нашей семье. Сделать фильм - означает исполнить завещание друга нашей семьи»[9].

Создатели фильма знали особенности творческого почерка Рыбакова и понимали, что многие жители Черниговщины все еще хорошо помнят события, время и героев, о которых пойдет речь в их кинокартине. А поэтому тоже стремились к предельной точности и достоверности. Прежде всего, было решено обойтись без декораций, и для этого - восстановить и практически отстроить заново весь Старый Сновск: четыре улицы и 20 дворов. Местные жители сами приносили и дарили съемочной группе ритуальные предметы домашнего обихода, вышитые скатерти, семейные альбомы. У них же была закуплена вся мебель, стоящая в домах, картины на стенах и даже посуда…

В сценарии художественного фильма, кроме текста самого романа, были использованы дневники и письма его автора. Поэтому история Сновска в этом фильме неотделима от истории семьи Рыбаковых. Особенно это чувствуется в самом начале картины, при знакомстве с колоритными местечковыми типажами: сапожниками, портными, музыкантами, различными торговцами, парикмахером, отставным солдатом, учителем гимназии, старостой местной синагоги…

Как тут не вспомнить строки из последнего московского интервью: «Мы жили у дедушки в Сновске., маленьком городке Черниговской губернии — край черты оседлости. Я помню его дом, стол с белоснежной скатертью, помню москательный запах его лавки, заставленной бочками с олифой, мешками с краской, ящиками, полными гвоздей, подков, разного инструмента. И сейчас перед глазами, как он в субботу в парадном сюртуке, в новом картузе, заложив руки за спину, медленно и важно направляется в синагогу. Его, не самого богатого в городе, но всеми уважаемого за достоинство и мудрость, выбрали старостой синагоги».

И хотя в кинокартине не может не быть отступлений от художественного текста (это совсем другой жанр и вид искусства!), в ней сохраняется главное – настроение, лирическая тональность романа и совершенно неподражаемый национальный еврейский колорит. Причем не только сохраняются, но и умело подчеркиваются и оттеняются всеми средствами, существующими в кинематографе. Достаточно упомянуть о редкостном актерском ансамбле и великолепном музыкальном оформлении фильма.

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

Кадр из фильма «Тяжелый песок»

Задумываясь в свое время о возможной киноленте (Последнее московское интервью), автор романа предостерегал ее создателей от повторения уже известных кинематографических приемов, использующихся, например, в «Списке Шиндлера», когда зрители с первой минуты видят на экране гетто и всех героев в одинаковой тюремно-лагерной одежде с номерами. Анатолий Рыбаков хотел, чтобы мы, прежде чем попасть вместе героями в фашистский ад, успевали к ним привязаться и прикипеть душой… Но ни в романе, ни в фильме не было попытки выдать желаемое за действительное: авторы не побоялись показать среди евреев и подлецов, и предателей, и просто слабых и никчемных людей.

Успех фильма «Тяжелый песок» был предопределен заранее: в него вложено много заветных, важных мыслей и глубоких, искренних чувств. Он очень зрелищный, яркий, впечатляющий. Всепобеждающая любовь, которой все по плечу. Жизнь целой исторической эпохи, поколения людей, переживших страшную войну, Холокост… Мыслимые и немыслимые человеческие страдания и испытания. Немногим раньше вышла кинокартина, произведшая на зрителей аналогичное впечатление - «Московская сага» (по мотивам романа В. Аксенова). В сознании наших современников эти телефильмы вполне сопоставимы с такими известными произведениями мирового кинематографа, как, скажем, «Унесенные ветром».

Но есть еще одна причина, по которой эти два произведения (роман и фильм «Тяжелый песок») трогают нас за живое, восхищают и возмущают до глубины души, заставляют удивляться, плакать и сопереживать… Дело в том, что они помогают восстановить или протянуть вновь волшебные нити нашей исторической памяти.

В конце своей жизни в своем Последнем московском интервью Анатолий Рыбаков сказал: «Я не жил практически среди евреев. Но я всегда сознавал, что я еврей. Эта кровь, которую выдавливали из жил моего народа, — моя кровь. Еврейская тема во мне очень глубоко сидит, и это одна из причин, почему я написал «Тяжелый песок».

  [1]  Ирина Ришина «Зарубки на сердце»: Последнее московское интервью от 26 февраля 1998 года, опубликовано в журнале «Дружба Народов» 1999, №3.

  [2]  В советские годы Арбат полностью утратил свой старинный изыск. Здесь, к примеру, из бетона и стекла - на месте взорванного старинного храма Христа Спасителя - возвели эпохальный Дворец Советов.

  [3]  Дальше и глубже в свое прошлое А. Рыбаков заглядывает только в автобиографическом «Романе-воспоминании», написанном еще через 20 лет (в 1997 году): «А я в «Романе-воспоминании» помнишь, с чего начинаю — как ходил со своим дедушкой в синагогу. Красивый, чернобородый, статный, отец моей матери Авраам Рыбаков торговал скобяным товаром. Честный, порядочный, справедливый, добрый, он был для меня моральным образцом всю жизнь… Дедушка не был глубоко верующим человеком, вера для него являлась просто формой национального существования».

  [8]  телефильм по мотивам романа А. Рыбакова «Тяжелый песок»: киевская киностудия им. Довженко, 2008 г.

  [9]  Валентина Кузнецова: Фильм-завещание: Lenta.Ru, 23.12.2002